28 января ушёл из жизни лётчик-космонавт Александр Скворцов. Большую часть детства и юность он провёл в Воронеже, затем служил в авиации и проходил подготовку в отряде космонавтов. Его сын, Герой России, 105-й отечественный космонавт Александр Александрович Скворцов приехал в Воронеж почтить память отца и пообщался с корреспондентами «TV Губернии».
Так вышло, что своего первого полёта я ждал очень долго – 12 лет и 9 месяцев. Когда запустили международную космическую станцию (МКС), американцы потребовали, чтобы там работали только космонавты, имеющие опыт полётов. Позже удалось добиться пересмотра этого условия, но моё ожидание затянулось до 2010 года. Космонавт – это вечный студент, у которого огромное количество экзаменов в каждую сессию. Всё меняется быстро, а надо хорошо знать матчасть. Мне пришлось изучать и американскую, и канадскую, и японскую технику. Эти знания пригодились, когда в первом полёте я, не летавший раньше, помимо того, что был старшим в российском сегменте, стал командиром МКС.
Помимо сессий, космонавты проходят в год четыре медкомиссии. Постоянно учиться и поддерживать форму в течение почти 13 лет очень непросто, но мечта о космосе поддерживала все эти годы. Дело в том, что полёт в космос стал не просто моей мечтой – я стремился выполнить несбывшуюся мечту папы. Мой папа в 1965 году был зачислен в отряд космонавтов, но в космос так и не полетел… И первый полёт я посвятил ему.
Должность командира МКС денег не прибавляет. Зато появляется очень большая ответственность за всё, что происходит на борту. Конечно, консультацию с Земли по каким-то вопросам получить можно. Но если происходит что-то внештатное, все вопросы приходится решать самому. На станции может произойти всё что угодно, а самое страшное — разгерметизация, пожар, на американском сегменте – утечка аммиака. Если произойдёт такая утечка, американский сегмент станции должны закрыть, а кто остался живым и успел – перебраться к русским.
На станции лично я два раза горел, и однажды случился полупожарчик. Один из космонавтов уронил изоленту, которая попала на решётку обогревателя. В 3 ночи меня будит товарищ: «Где-то в американском сегменте воняет дымом! Давай понюхаем!» Нос – самый чувствительный датчик, надёжнее приборов. Слетали к американцам. Вижу – на решётке обогревателя изолента плавится. Убрали её.
В первом полёте мне не довелось выйти в открытый космос, хотя и готовился к этому – решили отправить другого космонавта. А во втором полёте я это впервые испытал. Накануне в иллюминатор посмотрел, представил, что вот это оборудование надо будет завтра откручивать и снимать… И занервничал так, что впервые в жизни не мог заснуть. Пришлось взять у американцев снотворное.
Шагнуть в открытый космос страшно. Поэтому люк открывают ночью, чтобы человек не видел 400 км под собой. Темно, а когда рассвело, ты уже немного психологически адаптировался. Такой маленький психологический приём.
Мой напарник вышел первым, а я подавал ему оборудование. И когда, наконец, вышел сам – там уже был день-деньской. Но делать нечего – надо работать.
Второй выход прошёл уже нормально, сказался опыт. Прыгать с парашютом второй раз страшнее, чем в первый, когда не знаешь, что тебя ждёт. А с выходом в открытый космос – наоборот.
В космосе стоит побывать, чтобы ощутить состояние невесомости и посмотреть на Землю с высоты. Мы понимаем, что такое невесомость, учимся с ней работать во время подготовки. Но по-настоящему это можно почувствовать только в космосе.
Это такое состояние, как будто ты плаваешь. Такой кайф, такая расслабленность! Спать в невесомости очень хорошо, с боку на бок не ворочаешься. Мне хватало шести часов, чтобы выспаться. Спальный мешок нужен только для того, чтобы никуда не улететь во сне и не стукнуться головой.
Дело в том, что на корабле работает вентиляция, воздух движется и улетает всё. У меня однажды во время работы отвёртка пропала. Хватился через минуту – её нет. Нашёл через четыре месяца за панелью среди трубок и шлангов. Как она туда залетела, до сих пор не понимаю. Но невесомость вредит здоровью. Наш организм ленивый, сердце не хочет лишний раз гонять кровь. Поэтому мы занимаемся физкультурой по два часа в день, а за месяц до посадки – по четыре, чтобы адаптировать организм обратно к предстоящей гравитации.
Космос здоровья не прибавляет. А в первый час после возвращения человек не может ходить. Качает, как пьяного, поскольку организм отвык от земной гравитации. По завершении второго полёта мне довелось участвовать в эксперименте. Проверяли возможность после приземления выполнять какие-то действия. Надо было встать, лечь, перешагнуть через препятствие, закрыть глаза и пройти по прямой. Это было очень жёсткое испытание. Я его прошёл, но мне кажется, что после первого полёта не смог бы выполнить. А после второго организм сохранил память, что ему предстоит, и адаптировался быстрее.
После невесомости трудно спать, какая бы кровать мягкая не была. Просыпаешься, и такое ощущение, что тебя всю ночь били палками. Мышцы забыли опору, и всё болит. Я знаю космонавта, который проснулся ночью после приземления и не смог идти в туалет, так болело тело. Встать он не мог, пришлось ползти на карачках.
Первый мой полёт длился 176 суток, второй – 169, а третий – 200, и я в конце уже просто устал. Хотелось домой. Когда летаешь, замечаешь, как на Земле меняются времена года. Понимаешь, что кто-то загорает, кто-то купается. А космонавт видит воду, только размазанную по себе.
После второго полёта начальник сказал мне в шутку: «Скворцов, ты – глупый скворец! Все умные скворцы весной прилетают, а осенью улетают. А ты, наоборот, улетаешь весной!».
Только в третьем полёте я «исправился» – полетел в июле, а вернулся в феврале. В тот раз я был Дедом Морозом на орбите. Но на самом деле это невесело, домашний праздник в кругу семьи намного приятнее.
Я люблю земные радости. Кто-то говорит, что ему в космосе шашлыка не хватало. А я люблю раков – варёных, настоящих, крупных! Я перед возвращением позвонил жене и говорю, мол, как только прилечу, она получит допуск к варке раков. И там, где я проходил реабилитацию, как только зашёл в комнату, увидел блюдо с раками!
Люди, чья профессия связана с риском, чаще верят в приметы. Конечно же, есть свои приметы и обычаи у космонавтов. Трижды со мной летал в космос талисман – игрушка дочери. Командир – единственный из экипажа, кто имеет право брать его с собой. Вязаный утёнок по имени Квак во время взлёта был привязан у меня перед лицом, и попутно выполнял важную задачу. Игрушка служила индикатором невесомости. Командир позже всех в ракете ощущает невесомость, только спустя 6 часов после старта он может отстегнуться. Но как только утёнок начал летать, я понял, что нахожусь в невесомости. Сегодня этот талисман хранится у меня дома.
А вот приметы, что женщина на корабле приносит беду, у космонавтов нет. Мне приходилось летать с ними в одном экипаже, а в первом полёте был даже поставлен рекорд – на Международной космической станции одновременно находились четыре женщины!
СПРАВКА
Алексксандр Александрович Скворцов родился 6 мая 1966 года. 510-й космонавт мира и 105-й космонавт России. Совершил три полёта в космос и провёл на орбите 545 суток, 6 часов и 25 минут. Дважды выходил в открытый космос, пробыл там 12 часов 34 минуты. Герой России.
Оставляя комментарий, вы соглашаетесь с правилами общения на сайте tv-gubernia.ru. Чтобы отслеживать ответы и реакции пользователей на ваши комментарии, необходимо авторизоваться.