Ко Дню российской печати наши корреспонденты попросили известных журналистов вспомнить самые забавные истории из их практики. Почему худший в Воронеже салют стал лучшим, и как заметка в газете чуть не разрушила семейную жизнь сантехника – читайте в материале.

Как «Алтайский строитель» едва не подставил Горбачёва

Первым СМИ, в которое меня, 18-летнюю студентку-заочницу журфака Алтайского гос­университета, приняли на работу, стала многотиражная газета «Алтайский строитель». Газета издавалась трестом «Алтайсвинецстрой», базировавшимся в областном центре Восточного Казахстана – Усть-Каменогорске.

На работу меня взяли в апреле 1989 года, а в мае и случилась та череда недоразумений, невольной виновницей которых я стала. В то время многие центральные газеты публиковали архивные подборки из своих прошлых статей. Я предложила редактору делать подобные перепечатки и из нашей многотиражки.

В полувековых подшивках я находила не только сообщения о сдаче известных на весь Союз промышленных предприятий, но и статьи, характеризующие жизнь минувших десятилетий. Так, в номере, по-моему, за 1962 год была опубликована передовица под заголовком «Осудили подлых китайских наймитов». Это был отчёт с собрания коллектива какого-то строительного управления, на котором работники осуждали действия китайских властей по отношению к Советскому Союзу. (Старшее поколение хорошо помнит, что советско-китайские отношения переживали несколько фаз – от союзнических с 1945 года, до весьма напряжённых с конца 1950-х. Это напряжение стало спадать только с началом перестройки). На период дипломатического обострения, судя по всему, и приходилась эта публикация.

Я сделала из неё выдержку, и вместе с другими заметками для рубрики «Алтайский строитель» сообщал…» после подписи редактора она ушла в типографию. Как это часто бывает в газетах, в планируемый номер подборка полностью не встала, кусок, связанный с Китаем, остался лежать до следующих номеров.

И вот в одном из них на первой полосе образовалась «дырка» (так газетчики называют пустое место, которое остаётся при верстке и которое заполняют более или менее подходящей по теме заметкой или фотографией). Решили поставить на это место именно заметку 1962 года, а вот рубрику вместе с указанием года публикации поместить забыли…

В далёком Усть-Каменогорске вряд ли кто-то заранее знал о готовящемся на следующий день после выхода газеты государственном визите Генерального секретаря КПСС Михаила Горбачёва в Китай. Поэтому, когда 16 мая 1989 года все газеты от центральных «Известий» и «Правды» до республиканской «Казахстанской правды» вышли с передовицей о переговорах Михаила Горбачёва с Дэн Сяопином, «Алтайский строитель» вышел с заметкой на первой полосе «Осудили подлых китайских наймитов». В ней прораб Иванов доходчиво разъяснял всё, что он думает о властях соседней державы…

Наверно, если бы всё это произошло не в период перестройки и гласности, то этот день вполне мог стать последним в моей журналистской карьере. Для редактора всё ограничилось вызовом в партком, для меня как инициатора рубрики – строгим замечанием.

Ольга СЕМЁНОВА, газета «Коммуна»

Как заметка в газете чуть не разрушила семейную жизнь воронежского сантехника

Ко Дню работника жилищно-коммунального хозяйства одна из организаций обратилась в газету: «Напишите о нашем лучшем сантехнике. Он много лет у нас трудится. Очень опытный, умелый, а главное – безотказный работник. Примерный семьянин. Мы его в честь праздника премировали». Дают адрес объекта, на котором трудится лучший работник, и на всякий случай домашний телефон (сотовые в то время были далеко не у всех).

Выезжаю на объект. Герой моего репортажа весь в рабочем процессе – общаться решительно некогда. Терпеливо жду в строительной бытовке, когда у него будет свободная минутка. Но даже в обеденный перерыв разговора не получается: безотказный работник постоянно требуется то там, то здесь. Буквально на лету делаю фото, а поговорить уже по телефону договариваемся на следующий день.

Весь следующий день пытаюсь дозвониться сантехнику. Лишь вечером на другом конце провода снимают трубку. Женский голос. Представляюсь. На вопрос, а зачем вам мой муж, подробно поясняю: «Он – герой газетной заметки. Руководство организации хочет на его примере показать, какие замечательные у них трудятся люди. Даже премию ему дали». Пауза. Громкий стук: наверное, трубка обо что-то ударилась. Следом грозный женский крик (видимо, в адрес примерного семьянина): «Ах ты, гад, ты ещё и премию пропил!» Далее – неразборчивая брань, шум потасовки, грохот падающей мебели…

А заметка к празднику (безотказный журналист обязан выполнить свою работу) всё-таки вышла.

Наталья СТОЛПОВСКАЯ, газета «Коммуна»

Несостоявшийся репортаж

Произошло это в мае 1988 года. В ту пору я служил в газете «На страже Заполярья» Северного флота. Тогда участие в дальних морских походах, официальных дружественных визитах кораблей СФ в порты иностранных государств – для нас, военных журналистов, было привычным делом. Поэтому приказ убыть на большой противолодочный корабль (БПК) «Вице-адмирал Кулаков», который в составе корабельной группы уходил на боевую службу в Средиземное море, не удивил.

Наш выход на просторы Мирового океана не остался без внимания кораблей стран – членов НАТО.

В один из дней похода БПК «Вице-адмирал Кулаков» встал на якорную стоянку в заливе Эс-Саллум на границе Ливии и Египта, где собралась основная группировка Средиземноморской эскадры. Кроме советских кораблей здесь присутствовали и военно-морские силы стран Североатлантического альянса, которые вели за нами постоянное наблюдение.

Узнав, что принято решение провести ночные полёты, убедил командира корабля слетать вместе с вертолётчиками для подготовки репортажа. После инструктажа меня облачили в морской спасательный костюм и определили на место борттехника. Взлетели. Вокруг – кромешная мгла. Не видно ни горизонта, ни неба. Лишь внизу слабо мерцали огоньки с кораблей, кучно стоящих на рейде. Среди них где-то был и БПК «Вице-адмирал Кулаков». Вот только обнаружить его оказалось делом непростым. Ведь боевой корабль – это не круизный лайнер. Освещён он весьма скудно: кроме топовых огней и небольшой подсветки палубы – всё остальное покрыто мраком. Ситуация усугубилась ещё и тем, что пропала радиосвязь с «Кулаковым».

Время шло, а мы всё кружили и кружили над акваторией залива в поисках своего корабля. В голове промелькнула дурная мысль: сгинуть в пучинах Средиземного моря в тридцать пять лет в мои планы явно не входило. И вдруг командир вертолёта начал гасить скорость. На нас всё ближе и ближе стала надвигаться палуба корабля, с которого человек в светоотражающей куртке энергичными жестами показывал, куда сажать винтокрылую машину.

И вдруг тишину в кабине прервал крик штурмана: «Командир! Это же британский корабль!» Лётчик, добавив газа, плавно набрал высоту, уводя винтокрылую машину подальше от супостата. На наше счастье, заработала радиосвязь.

– Вы где пропали? – спрашивал руководитель полётов. – У вас же топлива на минимуме. Держите курс по радиосигналу. Если что, мы подсветим площадку прожекторами. До встречи.

Где-то за пятьсот-триста метров штурман радостно отрапортовал: «Площадку наблюдаю!»

После успешной посадки меня пригласил старший авиагруппы к себе в каюту: «Я думаю, не стоит писать в газету о том, что произошло. Начальство не одобрит. Тем более по инструкции мы тебя не должны были допускать до полёта».

Репортаж о морских вертолётчиках, работа которых заслуживала внимания, так и не состоялся. Это был единственный случай в моей журналистской деятельности, когда не удалось выполнить редакционного задания.

Валерий КАЗАНОВ, военный журналист, лауреат почётного знака «Честь. Достоинство. Профессионализм»

Как худший в Воронеже салют стал лучшим

Годы работы в СМИ на­учили меня важному правилу – журналисты должны писать только то, в чём уверены наверняка. Но конвейер подготовки информации частенько даёт сбой – то чиновники затянут с ответом на запрос, то какой-то важный очевидец или эксперт вдруг перестаёт выходить на связь, вот и приходится автору писать статью, не имея на руках полных данных. Поэтому где-то журналисту приходится делать предположения, где-то домысливать картину события – а это, как вы понимаете, даёт широкий простор для ляпов. К тому же в нашей профессии существует такой важный фактор, как дедлайн – то есть крайний срок (сдачи статьи, подписания номера в печать и т.п.), который означает: «Умри, но материал (или газетный номер) сдай вовремя!». Именно из-за этого обстоятельства (а вовсе не по злому умыслу) часто и допускают СМИ нелепые ошибки.

Один из самых ярких примеров журналистских ляпов случился в «МОЁ!» лет 15 назад в номере, который выходил 10 мая. Газету мы сдавали накануне – прямо в праздничный день и из-за праздника должны были подписать номер в печать не в 23.30, как обычно, а раньше – до 21.00. Как вы знаете, 9 Мая в Воронеже обычно дают праздничный салют. В тот год стрелять собирались с баржи и заряды для салюта завезли какие-то необычные (репортаж об этом был внутри номера) – по всем признакам выходило, что салют должен был получиться умопомрачительным. Ну разве могла популярная газета не отра­зить такое событие на первой странице? Но как быть, если номер мы должны были сдать в типографию ещё до того, как салют состоялся? И редакция решила пойти на риск – мы сверстали первую полосу с заголовком «9 Мая воронежцы увидели лучший салют в истории города» (за точность формулировки не ручаюсь, но смысл был именно таким) заранее, и отправили газету в печать.

Кто-то поехал из редакции сразу домой, а я прямиком отправился в центр города, чтобы воочию насладиться этим зрелищем. А теперь представьте себе мой ужас, когда вместо лучшего салюта в истории я вместе с другими горожанами увидел невнятные всполохи, напоминавшие, скорее, неудачный любительский фейерверк…

Это потом уже мы узнали, что заряды по какой-то причине отсырели, и салют был практически сорван. Но номер был уже напечатан и рано утром отправился в газетные киоски… Эту историю я до сих пор вспоминаю с содроганием. Утешает только мысль, что тогда она нас многому научила.

Владимир МАЗЕНКО, завотделом медиагруппы «Комсомольская правда» (Москва),  главный редактор «МОЁ!» с 2000 по 2019 год

Нет, чтобы «нет»

Незадолго до Всероссийского референдума, состоявшегося 25 апреля 1993 года, в Воронеж при­ехала группа актёров те­атра и кино. Известные люди выступали перед воронежцами, рассказывали о своих творческих достижениях и планах, попутно напоминая всем сознательным гражданам о необходимости принять участие в плебисците.

Затея с десантом нам, в редакции, представлялась излишней, поскольку эхом громыхавший изо всех информационных утюгов и чайников слоган «да-да-нет-да» к тому моменту уже напрочь засел в каждом сознательном ухе. Въевшийся призыв означал правильные ответы на четыре вопроса референдума. Первые два «да» предполагали доверие президенту Ельцину и его социально-экономической политике. «Нет» надо было сказать досрочным выборам президента, а последнее «да» – досрочным выборам народных депутатов РФ. Напомню: в ту пору исполнительная и законодательная ветви власти никак не могли ужиться на одном дереве.

Тем не менее люди приехали, есть информповод. В редакции мне поручили написать заметку о десанте, пообщавшись с кем-нибудь из артистов: общая информация плюс эксклюзивное блиц-интервью с неназойливым вкраплением тезиса о непреложности пресловутого слогана.

Жертву для эксклюзива я наметил заранее (из предоставленного редакции списка): Александр Панкратов-Чёрный. Актёр, наиболее часто (из участников арт-десанта) снимавшийся в те годы в кино.

Задаю ненавязчиво вопрос о личных его вариантах ответов по четырём пунктам референдума.

– Да-да-да-да, – выстреливает вдруг Александр Васильевич. – На все четыре вопроса. Категорически и безоговорочно!

Я вглядываюсь в панкратовски-чёрные усы внимательней. Невозмутимые.

И дальше – о благе России. О дальнейшем её процветании и благополучии. Хорошие и верные слова. Ну, думаю, оговорилась звезда экрана. Или и не вникала-то в нюансы извивов премудростей тогдашних политтехнологов.

Заметка моя в газете вышла. Её нет под рукой – что там было в результате, не помню. Помню, что в редакции шутили: три «да» или четыре – какая разница, дальнейшее развитие событий от этого не зависит. В общем-то, так и оказалось.

Борис ПОДГАЙНЫЙ, «Воронежский курьер»

Фамильные ценности

Эту историю мне рассказал журналист «Комсомольской правды» Геннадий Жаворонков.

С 1973 по 1978 год главным редактором «Комсомолки» был Лев Корнешов. Как-то он вычитывал гранки очередного номера газеты. Между прочих встретил заметку про замечательный школьный хор в кубанском селе. Сопровождала заметку фотография старшеклассницы Лены Членкиной, которая учится на пятёрки и четвёрки и солирует в хоре.

Запнувшись на фамилии, Корнешов, недолго думая, взял да и заменил её. И стала Лена Членкина Леной Петровой.

Дежуривший по номеру заведующий школьным отделом Геннадий Жаворонков прибежал в кабинет главного:

– Лев Константинович, не Петрова она, а Членкина. Я собкору позвонил для уточнения. Член-ки-на.
– Успокойся, Гена. Такая девушка не может быть Членкиной. Над Петровой, может, кто и хихикнет в её селе. А над Членкиной вся страна смеяться будет…

Виталий ЖИХАРЕВ, главный редактор «Коммуны» с 1994 по 2010 год

Хуже опечатки

– Серёж, ну так нельзя, – втолковывал редактор отдела. – Ты вот пишешь: «На скамейке у стены сидели юные спортсменки. Каждая мечтала попасть тренеру на карандаш».
– А что не так? – удивился репортёр Сергей. – Есть же такое выражение.

Редактор бессильно развёл руками. Оказавшаяся в кабинете корректор Люда хихикнула. Она мечтала попасть на карандаш к редактору. Чтобы разрядить обстановку, Люда сказала:

– А мы вчера смешную опечатку выловили: «Губернатор с упругой Татьяной».

Редактор свирепо посмотрел на неё.

– Лучше всё равно не придумаешь, – он ткнул в висящий на стене листок. Это был пресс-релиз об открытии в городе женского тюремного изолятора. Среди прочего в тексте значилось: «Окна камер украшены уютными решётками».

Антон ВАЛАГИН, «Российская газета»