50-летний Жан Франсуа Энри Фабр живёт с семьёй в Черноземье уже 19 лет, мы познакомились с ним на сырном саммите в Воронеже этой весной. А в начале нулевых он работал в Шотландии, разрабатывал приложения для iPhone и iPad, сотрудничал с Microsoft и Amazon, во время одной из командировок познакомился со студенткой из России. Марина приехала в университет Бургундии (Франция) по обмену получать второе высшее, а Жана пригласили в вуз экспертом 3D-моделирования.

— Я встречался с Мариной во Франции, никогда не думал о России. А потом мы поняли, что вместе у нас получится. Я сказал: «Давай попробуем в России».

«Иди отсюда, я тебя не понимаю»

В 2006 году, 19 лет назад, Жан столкнулся с реальностью, сильно отличающейся от привычной европейской жизни (в прямой речи героя мы намеренно оставим некоторые речевые ошибки, — прим. ред.). «Когда я прилетел сюда, это была совсем другая страна… Дорога была совсем, не так как сейчас. Машины… это были везде «Жигули» и только они. А сейчас парк машин совсем поменяли. И инфраструктуру очень сильно поменяли».

Первое время в России было связано с множеством трудностей: от языкового барьера до культурного шока:

— Раньше на улице я даже испугался спросить дорогу. Даже в Москве я не мог купить билет. Вот, знаешь, вот эти люди, бабушки, которые продавали билеты на вокзале (кассиры – ред.). Они выгоняли меня. Они кричали: «Иди отсюда, я тебя не понимаю, я дальше не хочу с тобой общаться!» Сейчас с этим гораздо проще, многие уже по-другому относятся к иностранцам, молодое поколение особенно.

Русский язык давался месье Фабру с трудом. «Даже пять или шесть лет назад я не мог бы с тобой вот так общаться. А десять лет назад было ещё хуже», — признается Жан. Он отмечает, что возраст тоже сыграл свою роль: «Если бы это было раньше, я мог бы через два года уже говорить легко. А сейчас, после сорока, это очень тяжело. Мозг уже не так работает».

Качественный скачок в освоении языка произошёл, когда Жан начал работать с русскими заказчиками (из-за санкций с западными компаниями программист больше не может сотрудничать) и активно использовать русский в работе: «В последние 3-4 года он (уровень знания языка – авт.) очень сильно вырос. Хотя до сих пор у меня много ошибок, которые я постоянно делаю, но уже не так критично».

Про коррупцию и свободу

За годы жизни в России Жан выработал особое понимание различий между культурами, часто неожиданное и парадоксальное:

— Когда я попал в Россию, самым сложным для меня была, и до сих пор остаётся, необязательность людей. У вас как будто что-то не так со временем. Вам вообще на него наплевать. Договорились с кем-то поужинать вместе. На семь часов. Он приезжает в десять: «Что ты тут делаешь?! Мы уже давно поели!», — отмечает он свойственную россиянам свободу от жёстких временных рамок.

С другой стороны, эта же свобода создаёт особую атмосферу, которую месье Фабр ценит:

«Я верю, что существует хрупкий баланс: как всё должно подчиняться закону, и когда закон бессилен, но есть возможность находить решение за его пределами. У вас есть коррупция, но в разумных пределах. Здесь с дорожной полицией принято «договориться». Во Франции только через суд. Во Франции есть коррупция. В России есть коррупция, но она другого рода. У нас во Франции коррупции между простыми людьми нет, она существует только на самом верху. Поэтому ничего не работает, поэтому наша система сломана. В России небольшая коррупция помогает и облегчает жизнь всем. И это прекрасно! Это дарит человеку свободу, которой, как мне кажется, Франция уже лишена. Мы, французы, утратили эту свободу. А в России она ещё жива».

Ещё одно наблюдение касается безопасности: «Моей дочери 16 лет, и она спокойно ездит на автобусе и метро дважды в день круглый год. Я сплю спокойно, не переживаю за неё. В Париже такое невозможно. Там я бы никогда не отпустил свою шестнадцатилетнюю дочь одну в метро, это слишком опасно».

— До получения гражданства я жил, наверное, два или три раза по виду на жительство. И в последний момент, когда мы хотели получить гражданство, что-то недооформили в документах и пришлось начинать все с нуля, — вспоминает Жан бюрократические трудности.

Путь к российскому гражданству оказался непростым: «Нужно было, чтобы я вернулся во Францию и запросил визу, как будто я никогда не жил в России, чтобы все начать заново. Это было очень сложно. Я проходил все тесты по истории, по языку.

Здесь по-другому – здесь важнее семья

Несмотря на трудности, Жан нашёл в России то, что сложно было найти на родине — ощущение настоящего дома.

«Попав в Россию, я почувствовал свободу. Это место, где я живу, – мой дом. Здесь я хочу жить, несмотря на трудности. Мне говорили в начале СВО переезжать во Францию, чтобы я мог продолжать работать с американскими заказчиками. Но я даже не думал об этом».

Сейчас у Жана есть русские заказчики, но их не так много. Недавно у месье Фабра родился третий ребёнок. Плюс Жан занят сбором устройства, которое поможет в промышленной нарезке сыра. Он разрабатывает эту машину больше года для жены, которая руководит собственной сыроварней.

Для Жана одним из главных открытий в России стало осознание важности семьи:

— В России очень крепкие семейные узы. И это так приятно, потому что в Швейцарии, в Англии, во Франции это не так выражено. Семья там – понятие размытое, часто меркантильное. Все ждут только денег: когда старший умрёт, как бы быстрее получить наследство. Это не очень приятно. А в России семья – это главное.

Именно знакомство с семьей Марины окончательно убедило его в правильности выбора: «Когда я впервые приехал сюда, я сразу же познакомился с семьей Марины. И именно тогда я понял, что могу с ней быть. Потому что человек сам по себе – это одно. А семья показывает гораздо больше».

Сейчас у Жана и Марины трое детей, которые растут билингвами: «Я со своими детьми по-французски общаюсь. По-русски тоже. А дома… Дома мы мешаем все языки». Дети свободно говорят и на русском, и на французском. На французском они любят ругаться. Всё равно никто их не поймёт. А сын Эмиль еще и хорошо владеет английским.

Интересно, что дети Жана, как и он сам, проходят свой путь культурной адаптации: «Раньше, когда они были детьми, их французское происхождение было для них… экзотикой. Они привлекали внимание, им это нравилось. Но взрослея, они поняли, что иногда лучше оставаться в тени», — рассказывает месье Фабр.

Родина и барабаны

У Жана есть увлечение, которое сопровождает его всю жизнь, — это музыка. Его отец, по профессии инженер, играл на саксофоне. А сам Жан сел за пианино уже в 5 лет, потом освоил барабаны и играл в созданной отцом биг-бэнде.

Здесь в России, несмотря на загруженность работой и семейными обязанностями, музыка остаётся важной частью его жизни. В эти дни выступает на фестивале Solar Systo в Питере: «Друзья позвали, барабанщик у них ушел, вот и попросили: «Жан, выручай!».

Связь с родной Францией Жан поддерживает, но поездки стали реже: «После ковид, с подорожанием билетов и санкциями, реже (летаю, — прим. ред). Раньше был прямой рейс Москва – Женева. Три с половиной часа – и ты дома, у родителей», — объясняет он. Несмотря на это, его родители иногда приезжают в Россию и даже рассматривают возможность жить здесь и во Франции по полгода.