Врач-психиатр Андрей Ермаков более 27 лет работает на скорой помощи с особенными пациентами. Случаев из его практики хватило бы на огромную книгу, до которой у него пока не доходят руки, потому что он по-прежнему дежурит ночами, ездит на вызовы, оказывая неотложную психиатрическую помощь психически больным людям. О том, как работает психиатрическая неотложная служба, чем она отличается от обычной скорой, почему они не забирают пьяных и куда делись Наполеоны из анекдотов про психиатрические больницы – в интервью TV Губернии.

Врачей-психиатров страхуют спасатели

– Андрей Семёнович, в первом же интервью, которое попалось мне в интернете, врач скорой психиатрической помощи говорит: «Пожалуйста, не рассказывайте о том, как нас можно вызвать». Почему так?

– Потому что у психиатрической помощи есть специфика работы, и вызвать такую скорую может только определённый круг лиц. Это полиция, другие врачи – например, обычной скорой помощи, – и прямые родственники человека, который ведёт себя неадекватно. Руководитель предприятия может вызвать бригаду как должностное лицо, которое несёт ответственность за подобные решения. Вызовы от посторонних лиц, что называется, «с улицы» психиатрическая скорая не принимает. В большинстве случаев мы работаем в связке со спасателями или сотрудниками полиции. Поэтому если кто-то стоит на мосту, лучше звонить 112 – тогда приедут и спасатели, и мы.

– А чем ещё вы отличаетесь от обычной скорой? У вас есть время доезда до пациента?

– У скорой помощи есть подстанции в каждом районе, и на линию выходит в среднем 60 бригад. У нас одна подстанция, и работают две бригады на весь город, но также круглосуточно. Не все наши пациенты нуждаются в госпитализации. Нормативов доезда у нас нет – физически невозможно приехать за 20 минут, если обе бригады, например, заняты транспортировкой пациентов в психоневрологический диспансер в Тенистый. С другой стороны, у нас другой профиль пациентов, и в экстренных случаях нас страхуют спасатели и полиция, где тоже работают психологи.

– Сколько выездов в день у психиатрической скорой в Воронеже?

– От 11 до 20 выездов в сутки.

Смирительных рубашек больше нет

– Работников психиатрической скорой многие представляют как в фильме «Кавказская пленница»: мускулистые ребята, которые заворачивают пациента в смирительную рубашку и погружают на носилки. Насколько это соответствует действительности?

– Работают у нас действительно в основном мужчины, смирительных рубашек уже нет, есть ленты мягкой фиксации – они действительно мягкие, из хлопчатобумажного материала. Но их применение строго регламентировано. Врач психиатрической бригады должен с медицинской и юридической точек зрения обосновать каждое такое решение, когда применяются методы «физического стеснения». Поэтому мы разговариваем с пациентами, наверное, как никто. И в большинстве случаев получается уговорить поехать добровольно.
Недобровольная госпитализация допускается в трёх случаях: непосредственная опасность для себя и окружающих, беспомощность и риск существенного вреда здоровью пациента вследствие ухудшения психического состояния, если человек будет оставлен без психиатрической помощи. При этом наши больные остаются дееспособными (за исключением случаев, когда этого права их лишает суд). Бывали случаи, когда сами пациенты просили: «Свяжите мне руки, а то как бы я чего не натворил». Человек с хроническим психическим заболеванием понимает, в какие периоды он не справляется и ему нужна помощь. И, кстати, сотрудники скорой отвечают в том числе и за безопасность пациентов при транспортировке – ленты мягкой фиксации помогают не допустить самотравматизации.

– Ещё один стереотип, но уже о больных: что они считают себя Наполеонами или Папами Римскими. Сейчас это, наверное, уже не так?

– Нет, Наполеонов не встречал. В рамках данного психического заболевания много пациентов с галлюцинаторно-параноидными расстройствами: люди слышат «голоса», им кажется, что их преследуют. Бывают и зрительные галлюцинации, но реже. Ну и надо сказать, что современная медицина шагнула далеко вперёд с тех пор, как были популярны такие анекдоты.

– А у вас были случаи, когда пациенты видели явный глюк и что вы тогда делали?

– Да, я помню, что нас вызвали к мужчине, который вел себя абсолютно спокойно и даже доброжелательно, но при этом он забрался на спинку дивана, потому что на полу было очень много маленьких крокодильчиков. Разумеется, видел их только он. Пациент объяснил, как к нему можно подойти, чтобы не наступить ни на одного «крокодильчика». Мы с другим сотрудником послушно перешагивали, куда он говорил, и делали все, чтобы не взволновать ни «крокодильчиков», ни мужчину. Помогли ему спуститься и также аккуратно отправились вместе с ним к скорой.

Настоящая депрессия совсем другая

– Какие заболевания наиболее распространены среди жителей Воронежской области?

– Если говорить в общем, то есть несколько преобладающих групп психиатрических расстройств в работе скорой психиатрической помощи: шизофрения, биполярно – аффективные расстройства, расстройства личности и поведения, обусловленные дисфункцией головного мозга, алкогольные и интоксикационные психозы, психические расстройства позднего возраста, умственная отсталость и так далее.

– А что вы скажете насчёт сезонных обострений? О них часто говорят осенью и весной.

– Я бы не сказал, что есть какие-то явные отличия в эти периоды. Расшатывают психику скорее социальные факторы, а не погода. Весной, наоборот, многие уезжают на дачи, и там — на природе, вкупе с физическими нагрузками – их состояние улучшается.

– А вас как врача-психиатра не раздражает, что сейчас каждый второй говорит о депрессии? Кажется, что даже десятилетние дети могут пожаловаться, что у них депрессия…

–Наоборот! Я восхищаюсь тем, что новое поколение – зуммеры, как сейчас говорят – так открыто признаётся в своих чувствах, выражает эмоции и может проговаривать переживания. Для подростков это большой плюс, да и нам, взрослым, стоило бы у них поучиться. Понятно, что на самом деле они с депрессией никогда не сталкивались. И слава богу. Потому что депрессия – это болезнь, а не просто плохое настроение или апатия, которые проходят через несколько часов. Люди стали использовать термин «депрессия» для обозначения бытовых понятий, например, усталости. Но когда у человека действительно депрессия, то есть у него не менее 2-х недель сниженное настроение, потеря интереса к жизни, ангедония (неспособность испытывать радость – прим. ред.), нарушение сна, аппетита и двигательной активности, то родственники вызывают скорую психиатрическую помощь, чтобы его госпитализировали. Потому что он нуждается в серьёзной медицинской помощи.

На пациентов в запое не выезжаем

– У вас был случай во время дежурства на скорой, который вы запомнили навсегда?

– Да, свой первый выезд в качестве врача психиатрической бригады. Это было 10 августа 1998 года. До этого я был медбратом, который выполнял указания старших. Я помню тот холодок в желудке, когда понял, что теперь старший – я. И от моего решения будет зависеть, какой вид психиатрической помощи будет оказан пациенту. Ведь когда мы приезжаем на вызов, ситуация редко бывает простой: родственники утверждают, что пациент неадекватен, а он сам говорит, что это они хотят от него избавиться. При этом человек дееспособен, и врач может действовать только строго в рамках закона. Приходится быть не только психиатром, но и юристом, детективом, социальным работником: сопоставлять факты, защищать права пациента (если их нарушают), разговаривать и договариваться.

– Тогда вам удалось уговорить пациента?

– Да, он согласился поехать в стационар. Я смотрел на психические симптомы: ускоренная речь, «разорванное» мышление, когда нарушаются причинно-следственные связи и проявляется «кривая» логика. Плюс он перестал принимать таблетки на фоне хронического заболевания. Стало понятно, что нужна госпитализация. Это было моё первое самостоятельное решение. Я долго сомневался, но сделал всё правильно.

– А вас часто вызывают, чтобы вы забрали пьющих родственников?

– Да, бывает, когда нам говорят: «Он у нас в запое, берите и везите». Но законов, запрещающих пить, у нас нет. Человек должен добровольно обратиться в наркологический диспансер, чтобы получить лечение и бросить пить. А вот если он бросил пить, но при этом перестал спать, появилась суетливость, стал путать время и дни недели, появились зрительные и вербальные галлюцинации – тогда надо вызывать нас. Алкогольный делирий, или «белочка», как говорят в народе, всегда возникает в период трезвости. Кроме того, алкоголь разрушает мозг и сердце, при длительном злоупотреблении отказывают ноги – так что госпитализация рано или поздно понадобится.

С голосами в голове человек сам не справится

– Заместитель главного врача скорой помощи Андрей Игоревич Окуневский в интервью TV Губернии сказал, что они не могут назначать лечение, так как не отслеживают дальше динамику пациента. Они спасают в экстренной ситуации и занимаются транспортировкой. А вы отслеживаете истории?

– Да, у нас бывает, что мы часто ездим по одним и тем же адресам. И, конечно, узнаём своих бывших пациентов, и они узнают нас. Был случай: у мужчины была ремиссия целых 10 лет, но когда случилось обострение и наша бригада приехала по вызову, диалог был примерно таким: «Да, мы вас помним. – И мы вас. Поедете сами?» Люди хотят получить помощь, чтобы улучшить качество жизни. Только представьте, каково – слышать голоса, которые тебе что-то приказывают: отрубить палец, прыгнуть с балкона… Больной человек может сопротивляться им день, неделю, но справиться с ними один без помощи психиатрической службы он не сможет. Сложные случаи психических расстройств всегда разбираются на конференциях. Специалистов нашего профиля не так много, поэтому когда мы встречаемся, нам всегда есть что обсудить.

– Почему вы остались работать в психиатрической скорой на 27 лет?

– Студентом я пошёл работать на скорую, потому что хотел быть психиатром, и это был самый простой способ быть ближе к профессии. Тогда я, конечно, слабо представлял, что это за работа. Думаю, только через три года врач начинает понимать все нюансы работы на скорой. Здесь другой ритм, другое взаимодействие с коллегами и пациентами: ты должен быть постоянно готов к внештатным ситуациям – уметь уговорить пациента, поддерживать контакт каждую минуту в пути, пока он не окажется в стационаре. Нужно быть постоянно включённым в процесс. Не каждый врач готов работать в таком режиме, но, видимо, мне он подходит.