Вчера, 9 февраля, в Воронеже выступили Борис Гребенщиков и группа «Аквариум». В столицу Черноземья они посетили уже 15-й-раз. Но разве это цифра для коллектива с 45-летней историей? К тому же вчерашний день стал особенным: Борис Борисович согласился встретиться с воронежскими журналистами. Мы, редакция «TV Губернии», упустить возможность пообщаться с легендарным БГ не могли. В итоге мы сначала поговорили на пресс-конференции, а после нее воспользовались хорошим расположением фронтмена «Аквариума» и задали ему пару вопросов тет-а-тет. Мы обсудили все: от выхода нового альбома «Аквариума» и рэп-баттлов до современных фильмов и предложения депутата Госдумы вернуть цензуру в культуре. Разговор получился долгий и интересный. В общем, судите сами.

О музыке

– Вы песней «Время N», конечно, удивили…

– Вы не представляете, как я себя удивил! Я не имел представления, что меня вообще на это хватит. Произнесение матерного слова на сцене для меня, во-первых, святотатство, а, во-вторых, физически противно. Мне хочется потом прополоскать рот.

– Ну и как моете?

– Нет, я обхожусь тем, что после этого пою еще десяток других песен.

– Сколько вы работали над альбомом «Время N»?

– Больше двух лет. Песни набирались…

– Сейчас в эпоху интернета, когда все скачивают отдельным файлом, есть ли смысл записывать концептуальный альбом?

– Да. Есть смысл. Такой же, как и петь в пустом зале. Если я что-то делаю, я делаю в расчете на то, что есть такой же слушатель, как я сам. Это как симфония: из нее нельзя вырезать кусочек. Во «Время N» я последовательность полгода выстраивал. Пробовал различные варианты, чтобы понять, как это должно быть.

– А как часто вы спрашиваете мнения у коллег по поводу своей музыки?

– Я не спрашиваю ни у кого мнения. Мне приятно слушать любую критику, потому что любая критика может сделать что-то лучше. Но мнения я не спрашиваю. Вот критика — да.

– Сейчас в России концептуальные альбомы-саундтреки как были к «Брату», к «Ассе» и другим фильмам не особо популярны, а если и выходят, то носят, скорее, формальный характер. Почему, например, вы не пишете сейчас музыку к кино: потому что реально ничего хорошего в кино не выходит или уже неинтересно?

– Нет, я сейчас не пишу музыку к фильмам. Почему? Да мне никто не предлагает. Хороших фильмов сейчас полно, просто они делаются не здесь. Я хорошо знаю нашу киноиндустрию, когда даются деньги на фильм, то половину из них сразу крадут, все кто имеют к нему отношение и потом заставляют актеров работать по три смены. Чудовищно. Хуже рабов, чем наши киноактеры, я не знаю.

– Вы сейчас в юбилейном туре в честь 45-летия «Аквариума»…

– Нет, я не понимаю, что такое юбилейный тур. Потому что каждый промоутер в каждом городе придумывает, какие еще у нас могут быть юбилеи. И каждый год у нас какой-нибудь юбилей. 150 лет с тех времен, когда второй гитарист сломал ногу. Ну, ок. Концерт есть концерт — это самостоятельное событие. Его не нужно ни к чему привязывать. Концерт — это чудо.

– Борис Борисович, а вот с туром «БГ Симфония» вы до нас так и не доехали. Почему?

– Я бы хотел доехать, но, к сожалению, оркестр в котором 60 человек — никто не потянет привезти. Это убытки любому промоутеру.

– А как же местный оркестр?

– Но с ними нужно репетировать и не один день.

— Есть какие-то принципы составления сет-листа для тура?

— Да, есть, естественно. Мы очень долгое время использовали политику так называемой выжженной земли. Когда люди приходили на концерт, они подвергались сначала массированной атаке ряда песен сразу, которая показывала, как все хреново. И когда люди уже начинали постепенно разрушаться, тут мы говорили: «Не-не, не все так плохо. Все намного лучше». И мы так делали на протяжении многих лет. Моя внучка сказала своим родителям, что не любит, когда я так делаю. Я понял, что она права. Устами младенца глаголет истина. Мне надоело кричать о том, как все плохо, поскольку это не творческая вещь, скучная и я не хочу больше этим заниматься. Поэтому мы впервые за 7-8 лет поменяли принцип составления программы. И вот сейчас учимся. Вот в Рязани в Рязани она была другая совсем.

— Сейчас сразу с позитива начинаете?

— Ну так с движухи, я бы сказал.

— И как публика реагирует?

— Публика не понимает, что ей делать. Потому что они сидят, а нужно танцевать. Когда-то раньше лет пять-шесть назад мы добивались того, что в середине концерта они уже начинали танцевать.

— А квартирники играете еще?

— Я с огромным удовольствием всегда это делаю. И стараюсь, чтобы каждый наш концерт был квартирником. Квартирник отличается от обычного концерта тем, что в нем нет правил. И в любую минуту можно повернуть все и начать делать не так, как надо. Я считаю, что любой концерт должен быть таким.

— А корпоративы?

— Корпоративы мы играем с удовольствием, потому что они, так же как и мои картины, дают деньги на звукозапись. И на корпоративы нас зовут люди, которые нас и так любят. Поэтому не приходится никого перекрикивать: люди спокойно сидят и слушают.

— Если вас пригласят на корпоратив люди, которые вам не понравятся?

— Тогда пошли они на фиг. Я люблю выступать для своих. За что я страшно люблю Россию — своих очень много в каждом городе.

— Борис Борисович, сейчас создается впечатление, что рэп-культура вытесняет рок на второй план, хотя, казалось бы, последний должен быть наоборот, на подъеме. Нет здесь какого-то диссонанса?

— Так это отлично. Какая разница, кто вышел на первый план?

– А рэп-батлы смотрите?

— Я рос на окраине Петербурга. У нас был огромный двор, и там была детская площадка и беседочка из дерева. И в этой беседочке вместо детей все время отдыхали алкоголики. И рэп-баттлов там наслушался, когда мне было лет 6-7. Я в курсе, что они говорят друг другу, в курсе посыла. И то, что алкаши у нас во дворе говорили, как правило, чуть лучше, чем эти баттлы. Некоторые были очень изобретательны. Поэтому, зачем я буду второсортное, когда я получил первосортное?

– Вы телевизор, конечно, не смотрите, но наверняка знаете, что сейчас появилось много вокальных шоу. Как думаете, не связано ли с тем, что новые Земфиры больше не появляются на отечественной сцене, потому что подобные проекты убивают индивидуальность, и артист просто переключается на каверы, забывая о своем творчестве?

— Да как это убивает? Если у человека есть индивидуальность, то он не пойдет на шоу. Зачем ему это шоу? Мало себе представляю, чтобы Земфира пошла на подобное советское шоу. Например, с песней про СПИД. Кто ее возьмет?

– Зато сейчас ее песни там поют…

– Ну хорошо. Правильно.

О кино

– Борис Борисович, на днях опубликовали кадры из фильма Кирилла Серебренникова про Виктора Цоя. Поклонники возмутились, что актер на Цоя не похож. Насколько это важно?

— Я думаю, это дело каждого режиссера, потому что я считаю, что любой кинорежиссер в праве делать абсолютно все, что угодно. Это его творение. Другое дело, что если придет кинорежиссер и будет снимать фильм про какого-нибудь Гребенщикова, я лично ему уши надеру, потому что не надо использовать мое имя. Я читал сценарий, сценарий – чудовищная параша. Просто чудовищная. Такая халтура. Писали люди, которые откровенно не то, что не понимают, что мы делаем, они даже не были в одной вселенной. У них другая мотивация. Я даже таких плохих слов не знаю, которыми я хотел это передать. Сценарий, в общем, чудовищная халтура.

— А вы хотите, чтобы об «Аквариуме», действительно, хороший фильм сняли?

— Нет. Мы особь уникальная, про нас снять ничего нельзя. Мы существуем в данный момент здесь и сейчас. Все. Все остальное будет ерундой.

— А вы смотрите современное кино? Интересно вам что-то?

— «Последние джедаи», «Изгой-один. Звездные войны: Истории», «Пираты Карибского моря 5». Я в курсе всего. Я смотрю все важные фильмы.

— А из русских фильмов понравилось что-то?

— Последний русский фильм, который я смотрел, был «Белое солнце пустыни». Охренительный фильм. С тех пор разве что-то снимали?

— Можно посмотреть на игру хороших актеров, самых популярных в России.

— Вот я и хожу на самого популярного актера в России. Это Джонни Депп. Я всегда на него смотрю с наслаждением.

— Как вы выбираете, что посмотреть?

— Читаю отзывы в интернете.

— Вы же говорите, что у вас отличное мнение от большинства.

— Именно поэтому я знаю, что думает большинство и могу сразу коррелировать и думать, понравится мне или нет. Скажем, с фильмом «Смерть Сталина» было сразу понятно, что попадание точное, потому что я знаю, кто там играет. И знаю примерно человека, который все это снимает. Поэтому я пошел и прохохотал впервые за последние лет 10. Я сидел и хохотал в голос полфильма.

– Как раз после запрета этого фильма в нашей стране депутаты высказались за возвращение цензуры в искусство. Что думаете по этому поводу?

— Цензура – это спасение бездарей. Когда ты бездарь, ты все можешь запретить, и все будет нормально, никто не будет знать, что ты … (прим. авт. Здесь было не цензурное слово, но, согласно закону о мате в СМИ, мы не можем его процитировать).

— И вас это не тревожит, что в последнее время все чаще об этом говорят?

— Опыт истории показывает: мусору место в помойке. И когда мусор всплывает наверх, он там остается не так долго. Я могу подождать много лет, от него ничего не будет.

О любви к людям

– Борис Борисович вы много говорите о том, что нужно любить всех людей, но ведь это, порой, очень непросто…

– Да нет, я не говорю, что надо любить всех людей. Любовь к миру и людям – это те единственные отношения, которые тебя никогда не подведут.

— А детям и внукам даете жизненные советы?

— Они так хорошо воспитаны, что им в голову не придет просить у меня совета. Детей надо приучать думать самим.

О Воронеже

– А чем Воронеж для вас примечателен?

– Чудесный город! Во-первых, у вас живет замечательный учитель цигуна, шаолинский монах, старинный мой друг. Потом в Воронеже находится один из моих любимейших музеев – музей Крамского. У вас потрясающая, конечно, коллекция. И вообще место хорошее!

О живописи

– Недавно у Вас в Петербурге выставка открылась «Азбука лунного света», с чем мы Вас и поздравляем. Ведь Ваша дочь Василиса – художник. Вы когда над своими картинами работаете, обращаетесь к ней за советом?

– Нет, я иногда просто эксплуатирую детский труд. Один или два раза это было. Но опыт показывает, что лучше не эксплуатировать детский труд и лучше делать все самому.

– Есть ли коллекционеры, которые собирают ваши картины?

– Не знаю, как насчет коллекционеров. Но вот у меня было проданы 4 картины, которые собственно оплатили микширование альбома «Время N».

– Вы во время гастролей успеваете еще и по музеям ходить. В прошлом году в музей Крамского успели заглянуть. Какие у вас самые любимые музеи?

– Я люблю все провинциальные музеи России и Украины, потому что я их все знаю, везде был не по одному разу и в каждом есть какие-то шедевры, от которых не просто сердце греется, а сердце горит от радости. В Рязани вчера такой Саврасов был — мама дорогая!