Одним из самых значимых информационных поводов последних дней стала пресс-конференция президента России. А в число «главных героев» этого события вошёл (точнее — вклинился, причём стремительно, решительно и отчасти даже бесцеремонно!) корреспондент «TV Губернии» Денис Вольф, сумевший пробиться к микрофону и спросить Владимира Путина: возможно ли участие федерального центра в софинансировании строительства онкологических центров в регионах? Своими впечатлениями от общения с лидером страны и от пресс-конференции в целом Денис поделился с читателями нашего интернет-канала.

— Само словосочетание «Большая пресс-конференция Владимира Путина» заставляет думать, что это мероприятие чётко распланировано заранее и проходит строго по сценарию. Однако на экране всё выглядело, скажем так, очень неформально. Что по этому поводу скажешь ты, как непосредственный участник? Телезрителям показали видимость импровизации? Или же она действительно имела место?

— Почему-то все привыкли думать, что на пресс-конференции всё запланировано и срежиссировано. Но ведь каждый мог увидеть на экране: Президент пытался (и весьма успешно!) объединять вопросы, если слышал из зала возгласы: мол, у меня есть вопрос на ту же тему… Так что никакой «видимости импровизации» точно не было. Она действительно «имела место быть», — и тому стали свидетелями все, кто смотрел пресс-конференцию.

— Журналисты, и ты в том числе, заранее предполагали, что вам придётся жёстко конкурировать между собой за внимание президента, за возможность обратиться к нему со своей «домашней заготовкой»? Или осознание того, что «микрофон получает сильнейший», пришло по ходу пресс-конференции, — когда произошло нечто такое, после чего запланированный спокойный ход был нарушен?

— Нынешняя пресс-конференция с первых минут пошла «не по правилам». Не было никакого вводного слова, никакой подготовки. Вопросы посыпались сразу. Пресс-секретарь президента Дмитрий Песков пытался вначале дать слово журналистам из «кремлёвского пула», — такова традиция. Но вышло так, как вышло: корреспонденты из регионов умудрились перехватить инициативу. Если раньше крики и возгласы с мест начинали звучать на третьем часу, то в этом году — уже с самого начала.

Не могу сказать, что «микрофон получал сильнейший», но конкуренция была, как никогда, ожесточённой. Рядом со мной сидела девушка, она пишет для какого-то иностранного издания. Так вот барышня эта, простите, чуть из штанов не выскакивала, пытаясь докричаться до Путина. Знаете, как в школе: «Можно, я!? Можно, я!?» Я еще подумал тогда: если ей слова не дадут, — рыдать будет, как отличница, получившая двойку. Слова не дали, но, вроде, без слез обошлось…

— Какие вопросы из заданных Путину тебе кажутся самыми важными, нужными, интересными? Какие ответы президента ты считаешь самыми удачными и неожиданными? Какой вопрос ты ожидал услышать, но он так и не прозвучал…

— Самыми важными мне показались вопросы именно от регионов. Да, может быть, они, как говорится, не «президентского уровня». Но зато после того, как на них ответит Владимир Путин, оперативно и эффективно решаются местные проблемы, которые очень волнуют простых россиян: где-то школу отремонтируют, где-то асфальт положат, где-то «приструнят» чиновников за волокиту и бюрократию. Так уж получается у нас: часто без «окрика сверху» решить какую-то проблему не удаётся…

Понравилась мне и оценка работы правительства страны: в каком-то из ответов президент заявил, что кабинет министров работает «на тройку». При этом Владимир Путин оговорился, что работы там очень много, и уследить за всем порой очень сложно. А что НЕ прозвучало? По-моему, прозвучало все…

— Что тебя заставило поступить так, что потом некоторые СМИ написали: «журналист из Воронежа перебил Путина»? Ты свой вопрос считал крайне важным, был уверен, что не задать его нельзя? Или для тебя задать его — было делом профессионального самолюбия? Или уже в ходе пресс-конференции проснулся азарт борьбы за микрофон?

— Да, так уж получилось, — пришлось перебить главу государства. Он начал говорить о здравоохранении, и было бы глупо возвращать его к теме потом, если бы микрофон все-таки достался мне. Плюс помогло то, что сидел я на третьем ряду, прямо напротив президента, — он просто меня услышал и дал слово. Знаю, что мой вопрос кому-то показался неважным, особенно представителям некоторых местных информационных ресурсов, которые не преминули разразиться критикой. Но в то же время было много комментариев в том смысле, что я правильно сделал, вернув разговор в русло конкретных проблем.

Тем же, кто сомневается в актуальности вопросов, связанных с онкологией, советую как-нибудь приехать в Воронежский областной онкодиспансер. Там даже машину припарковать негде! Это говорит о востребованности врачей данного направления. И не только в плане лечения, речь и о диагностике тоже. Я уже не говорю о том, что огромное количество людей, столкнувшись с таким диагнозом, сами ставят на себе крест: или на лечение нет денег, или приходится ждать квот, или эффективную помощь могут оказать лишь в Москве либо за рубежом… Словом, проблема есть, отмахиваться от нее нельзя. И когда в Воронеже будет построен онкоцентр, — я буду искренне рад этому. А если для выполнения этой задачи удастся ещё и привлечь федеральное финансирование, — буду рад вдвойне, понимая, что, может быть, дело сдвинулось с места, в том числе, благодаря и моему вопросу на пресс-конференции.

— Каковы твои общие эмоциональные и деловые впечатления от этого события. Было ли у тебя, в ходе пресс-конференции и в её кулуарах, ощущение того, что ты находишься среди коллег, что вы — единое всероссийское профессиональное сообщество, а не разрозненные представители отдельных регионов со своими частными и узкими интересами?

— Печально об этом говорить, но ни в кулуарах, ни в ходе самой конференции ощущения «журналистской солидарности» у меня не возникло. Я бы даже сказал, что элементарной этикой даже не пахло. Когда один пытался сформулировать вопрос, подбирая слова к бэкграунду, на него шипели: мол, давай быстрей. Сворой отечественные журналисты напали и на украинского коллегу, крича на весь зал: «Провокация!». Сам Путин его, кстати, выслушал внимательно. Я не говорю уже о том, как себя вели наши «акулы пера» на входе в зал пресс-конференции: толкались, матерились, орали друг на друга, напирали на охранников, — а те, в свою очередь, грозили закрыть вход… В общем, позитивных впечатлений от коллег я не набрался.

— Возникло ли ощущение равноправного разговора с президентом? Ты чувствовал, что общаются две стороны, взаимно заинтересованные в партнёрском диалоге? Чувствовал, что для обеих сторон важно донести до российского общества объективную информацию по самым актуальным вопросам внешней и внутренней политики? И вообще: что из прозвучавшего из уст президента, на твой взгляд, было наиболее важным для российского общества?

— Отвечу честно: ощущения равноправного разговора не возникло. Было даже ощущение, которое позже подтвердил обозреватель одного из изданий: «на этой пресс-конференции вопросы стали важнее ответов». Это дополнение к вопросу о профессиональном сообществе. Почему-то каждый для себя решил, что сам по себе факт, — «Я задал вопрос Путину», — принесет ему славу, успех и так далее. Личное тщеславие стало важнее возможности нарисовать для своих читателей и зрителей картинку того, какова в стране ситуация, насколько решения президента ей адекватны, что в действительности происходит на международной арене. Но… кто хотел услышать, тот услышал! Скажу так: по информативности нынешняя пресс-конференция была точно лучше предыдущей.