Глава Сбербанка России Герман Греф дал развернутое интервью автору проекта  ТАСС Андрею Ванденко «Первые лица бизнеса».

Публикуем его частями (текст в сокращении).

ЧАСТЬ 3: О конкуренции, мотивации, работе в правительстве, переменах в Сбербанке и страшном сне

— История с коронавирусом будет иметь, на ваш взгляд, долгоиграющие последствия? Станет ли мир другим, как предсказывают многие?

— Уроки из пандемии наверняка будут вынесены. Думаю, в первую очередь они коснутся сферы здравоохранения, профилактики и борьбы с вирусами, но глобально я весьма скептичен в оценке значения для человечества последних нескольких месяцев. Если бы мы прожили в таких условиях пару лет, тогда — да. Не думаю, будто радикально что-то изменится. Есть цикл, через который перепрыгнуть нельзя. И, кстати, посткарантинный этап показывает, как быстро все возвращается на круги своя. Кто-то, допускаю, останется с измененными привычками, но не изменится мир. Очень мало времени прошло.

— И торговля не уйдет в онлайн?

— Магазины не закроются. Точно. Не верю в это. Думаю, электронную коммерцию в России ждет расцвет через пять-семь лет.

— Зато теме кибербезопасности пандемия точно добавила актуальности. Сетевое жулье в последние месяцы заметно оживилось.

— Да, это отмечают все специалисты. Но для Сбербанка и тут ничего не поменялось. Защита персональных данных клиентов была и остается нашим приоритетом.

— А как же прошлогодняя история с попыткой продажи базы данных вашим сотрудником? Человеческий фактор или сбой системы?

— И то и другое. Сбой системы — тоже всегда человеческий фактор. В Сбербанке не было ни одного случая проникновения в наши системы извне. Там три контура защиты. Но если преступник сидит внутри, тут самая большая уязвимость.

— Что-то мы заговорили о частностях, а если вернуться к глобальному, мне кажется, сейчас у страны есть уникальный момент совершить прорыв.

— Слышу эти разговоры много лет кряду. Что-то мы рвемся, рвемся, но никак не прорвемся. Похоже на затяжной прыжок, только непонятно, с парашютом или без.

— Место для такого скептицизма есть, да. Объясню свою мысль. Мы — технологическая компания, очень много вложили в свое развитие. На мой взгляд, в сочетании с тем, что планирует делать правительство, это способно дать качественное изменение очень многих сфер.

Меня стимулирует, что наша команда может не только создать хорошие сервисы для клиентов банка, но и помочь изменить качество государственных услуг, улучшить модель управления в стране. Это серьезная мотивация. То, что делаем сейчас, находится на передовых рубежах науки, техники и бизнеса.

Сначала мы догоняли, повторяли чей-то опыт. Это был период модернизации. Сегодня этап инноваций. Это чрезвычайно интересная история. Делать то, что никто до тебя не делал.

Мы идем своим путем: создаем продукты, строим бизнес-модели… Мне интересно, насколько избранная дорога будет состоятельна, куда она нас вывезет. В цифрах видно, что движемся правильно. Банк быстро растет, мы получаем хорошие финансовые результаты, лучшие на рынке.

— Конкуренция продуктов, товаров, услуг закончилась. Началась конкуренция бизнес-моделей и моделей управления. Если модель правильная, тебе гарантирован результат.

— У меня сейчас самая интересная работа в жизни. Вечно буду благодарен президенту Путину, что отпустил из правительства. Вот это было тяжело! Все мои слезы про коронавирус — ничто по сравнению с работой министром. Почему мне так трудно критиковать кабмин. Во-первых, знаю этих людей, и это не всегда корректно. Во-вторых, понимаю, какая на их плечах ответственность и перегрузка.

Я никогда не работал мало. Но так, как вкалывал в начале нулевых, не приведи господь. По полгода не было выходных. Расписание выстраивалось четко. Понедельник — совещание у президента, четверг — заседание правительства, где я всегда докладывал минимум — по трем, максимум — по шести вопросам. Огромное Министерство экономического развития, колоссальный объем работы. Мы запускали и отвечали за все реформы, какие только можно придумать. Поэтому каждый четверг у меня был судный день.

Как правило, субботу-воскресенье проводил где-то на международных переговорах. Еще мы успевали встречаться в Волынском или другой правительственной резиденции и писать законы, придумывать новые регулирующие инициативы. Очень тяжелый период!

В тот момент каждую копейку искали, экономили и думали, как ее рационально использовать…

— Правильно понимаю, что в любом деле для вас важен результат?

— Всегда!

— Какую цель наметили себе в Сбере?

— Они менялись в разные периоды. Сначала нужно было понять, смогу ли работать в банке. Требовалось доказать это в первую очередь себе. Испытывал огромные сомнения, справлюсь ли.

После прихода в Сбербанк первое время я был перепогружен в операционную работу. Считал это важным, хотел до винтиков разобраться во всем, поскольку мне предстояло перестроить машину изнутри. Бэк-офис у нас был гигантский, в нем работали около 60 тысяч человек, сейчас осталось пять тысяч, хотя объем операций увеличился с тех пор примерно в 15 раз.

Численность сотрудников остается примерно той же, как и раньше. Но теперь они совершенно иначе распределены: у нас 35 тысяч человек — разработчики, а раньше их не было в Сбере как класса. Зато в системе трудились 33 тысячи бухгалтеров, сегодня их — 500. Повторяю по слогам: пять-сот!

— К жизни под санкциями Сбер окончательно адаптировался?

— Несколько лет потратили на это. 2015 год был тяжелейшим, к 2017-му уже все переварили. Пришлось полностью уйти с внешних рынков, нам запрещено привлекать финансирование. Раньше в структуре наших пассивов 10–12 процентов составляли привлечения с международных рынков — сейчас этого нет.

Мы понесли огромные потери на Украине. Предпринимали минимум пять-шесть попыток продать там бизнес, но не получили разрешения регулятора. Скромно скажу, что наш банк и сегодня является одним из лучших, самых чистых и прибыльных на украинском рынке. У нас есть покупатели, однако никак не можем добиться согласия киевских властей.

— Вы поддержали обнуление президентских сроков по новой конституции?

— Да, но у меня свое восприятие этой коллизии. У Путина наверняка есть определенный план, мне не кажется, что Владимир Владимирович собирается долго находиться у власти. Впрочем, говорю о личных ощущениях, которые ничем не подкреплены. Что же касается юридической процедуры обнуления, этот шаг критически важен для поддержания равновесия всей системы…

— Не боитесь признаваться в том, что не знаете чего-то?

— Нельзя знать все, стыдно не спросить. И не сознаться. Поэтому мы собираем интересных людей, мощную команду, каждый из которых профессионал в своей сфере. Я не стесняюсь задавать вопросы. Если человек не спрашивает, значит, он не развивается.

Мы в банке ежегодно оцениваем друг друга. Есть такой метод — 360. Каждого сотрудника характеризуют подчиненные, коллеги и начальники. С последними, как вы уже заметили, у меня плохо, поэтому фидбэк давали члены наблюдательного совета, писали, что думают на мой счет.

— И что?

— Набрался лист замечаний. Выписываю для себя пять ключевых, с которыми работаю следующий год. Один из пунктов: долго и мучительно расстаюсь с людьми. Хотя проповедую принцип «Набирай медленно — увольняй быстро».

Привязываюсь к людям, много в них инвестирую, и мне непросто рвать отношения.

— Ошибки признаете?

— Обязательно. За каждым просчетом сотрудника, как правило, стоит моя скрытая недоработка. Может, даже принимаю на себя больше, чем следовало бы, но, считаю, иначе невозможно. Если не признаю ошибку, этого не сделает никто. Люди должны видеть мой пример. В любом провале всегда есть доля вины первого человека. Она редко бывает прямой, чаще опосредованной, но она есть.

— Последний вопрос. Ваш страшный сон, Герман Оскарович?

— Честно? Я возвращаюсь в правительство…