О своем опыте изоляции, песнях, ставшими хитами наперекор всему, и пророческих ощущениях в жизни и творчестве поговорили с легендой русского рока.

— К вам часто подходят за автографом и как вы к этому относитесь?

— Когда ехали в поезде Москва — Воронеж, подошли прекрасные проводники, попросили с нами сфотографироваться. Я даже в книге отзывов что-то написал. Меня такие истории радуют, когда люди подходят пообщаться, и мне это не кажется нарушением личного пространства. Все очень просто модерируется, и твое личное пространство можно сделать настолько плотным, что в него вообще никто не проникнет, даже физически — ни одна пуля. А можно наоборот — мягким и прозрачным. Все зависит от того, кто к тебе подходит, совпадете ли вы энергетически — это же вообще считывается в течение нескольких секунд. А когда люди любят мою музыку — это прекрасно.

— Раз добирались к нам на поезде, то наверняка взяли в дорогу курицу, вареные яйца?

— Нет, но я помню эти традиции. В конце 90-х у меня в группе был техник Леха, которому жена давала в дорогу банку с жареными пельменями. И мы всей «бандой» ели эти пельмени. Так что спустя некоторое время жена Лехи стала делать уже две банки пельменей. И если вдруг почему-то их не было, значит, что-то не задалось. Мне с детства нравится в поезде пить черный чай в стакане с подстаканником и есть печенье «Юбилейное». Я больше нигде его не ем, кроме как в поезде, но там съедаю сразу полпачки. В этом есть что-то такое: словно вкус печенья, чай, звуки поезда переносят меня, как машина времени, во все мои путешествия.

— Если вы разрешаете себе печенье, то вряд ли соблюдаете принципы здорового образа жизни.

— Ну, меня сложно назвать зожником.

— Как думаете, рокеры корректируют с возрастом свой знаменитый девиз «секс, наркотики и рок-н-ролл» в пользу ЗОЖа?

— Думаю, тут дело не в возрасте, во всяком случае, физическом, скорее — во внутреннем. Когда ты взрослеешь и начинаешь понимать больше, то не станешь творить весь тот беспредел, который делал просто потому, что в голове винегрет. Когда к чувствам подключается разум, рождается гармония. Но «старость» тут абсолютно ни при чем.

— Сейчас артистам не столь важно быть в плейлисте на радио и ТВ. С появлением интернета все стало проще?

— Да, для большинства современных андеграундных групп радио, телевидение уже не имеют такого значения, как прежде. Они отлично собирают свою аудиторию в интернете. Концерты собирают прекрасно, причем, большие залы. Да и масс-медийная культура, давайте признаем, находится в плачевном состоянии. Я не понимаю, почему люди не стремятся к чему-то новому? Почему у нас все зависло в 90-х и 00-х, и это культивируется. Одни и те же лица на всех каналах. Как будто ничего нового в принципе не происходит. Но это же такая тупость! Я не смотрю телевизор, но когда на гастролях включаю, то там, по-моему, реально не поменялось ничего. И это настолько грустно и печально.

— Это от кого зависит: от телевидения или от самих людей, которые не хотят ничего нового?

Все зависит от людей. Человеческий фактор во всем. Я вот думаю, что все наши стенания о том, как мы загрязняем землю, и погибают животные и растения, весь этот «Гринпис» — это не проблема природы. Земле по большому счету все равно. А мы сами себе сужаем жизненное пространство. Мы плюем (другое слово) сами себе на голову, извините. Так. Наверное, я сейчас совсем загрущу. Давайте поговорим о моем новом альбоме. Он совсем скоро выходит и называется «В эфире». Ловите и слушайте его на всех стриминговых каналах.

— Расскажите, что в него будет входить?

— Я задумал его в конце прошлого года, когда все еще сидели на карантине. И очень много было сообщений в сети и в «личку», что без концертов, конечно, тоска. И мне захотелось сделать людям, которые попали в такую жизненную ситуацию, да и самому себе, приятный сюрприз, подарок, как хотите. В общем, я собрал все студийные записи, сыгранные живьем за последние три года, в том числе и в эфире телеканалов. Мы все это пересвели, кстати, часто брали дубли, которые не пошли. Большая часть песен там из моего последнего альбома «Капля крови Создателя», но есть и хиты, и совсем редкие вещи.

— А было такое, что песня, на которую вы не делали ставку, стала суперхитом?

— В общем, все топовые песни у меня именно такие. Например, с песней «Три слова». В то время я днем записывал свой альбом «Супермен» с продюсерами на студии «Мосфильм» — это такая жирная студия, где все дорого-богато. А ночами в подвале детской музыкальной школы экспериментировал для себя и записывал всякую чушь. Если дать послушать «Три слова» профи с музыкальным образованием, то там все очень кривое, сырое, с дурацким звуком, но именно так я и хотел! Записал и утром дал послушать демку сначала жене с ее подругой: «Девчонки, смотрите, какую фигню я написал!» А они как давай под нее прыгать. Потом в машине поставил кассету продюсерам. Мы уже приехали, а они ставят ее на перемотку еще и еще. Я говорю: «Что происходит?!» Они: «Это хит! Его обязательно нужно включить в альбом». А эта песня туда совсем не вписывалась: менялась вся концепция, настроение. В общем, они уговаривали меня неделю. Я согласился, но в ответ настоял, чтобы песня звучала именно так, как на демо — максимально сыро, непричесанно и криво. И она стала хитом. С «Лошадкой» была похожая история. Песня долго валялась в столе, потом я ее отобрал в сольный альбом другой моей группы — «Инфекция». На него неожиданно дали денег, и очень был нужен материал. К изначальному тексту добавил немного нецензурных слов, жести: «Лошадка? Кокаин?» Отлично! В итоге, песня перезаписывалась четыре раза. В 2000-х она была уже в топе.

— У вас вообще получаются какие-то пророческие вещи. В одном из своих интервью в 2018 году вы сказали, что Россия закроет границы, мы не сможем никуда ездить. И сами ушли на внутреннюю самоизоляцию. Причем, задолго до пандемии и коронавируса…

— Да, у меня постоянно такая ерунда случается. Даже группа называется «Инфекция»… Я стараюсь, конечно, не зацикливаться на этом. Но так получается, что все песни, которые написал, я не понимал, о чем они на самом деле. Пока через некоторое время все именно так и происходило, как там написано.

— Это страшно или лестно? И нет ли желания написать какую-то очень хорошую для себя лично песню?

— Я очень стараюсь мыслить позитивно… в контексте нашей общей современности. Но в песнях это пока не выражается.